Черные очи Талии мерцали драгоценными камнями. Заметив его взгляд, женщина повела плечами от чего ее "добро" пленительно заволновалось.
- Ну погиб. Это правда... - голос вдовы принял приличествую случаю трагическую окраску. - Он погиб незадолго до того, как муж Вольхи сумел воспользоваться плодами его стараний. У меня были малые дети и все хотели помочь и поддержать меня. Да и многих из тех кто тогда осиротел... - она сделал трагическую паузу и заученным жестом смахнула слезинку. - А потом было поветрие, словно боги разгневались на нас... Не зню пошто сельчане не взлюбили травницу. Скрытная, замкнутая... После смерти мужа ходила черная и страшная... А потом еще и заболела... Не повезло ей. Бывает... - Талия равнодушно пожала плечами. - А что до подмастерья, так говаривают словно его волк задрал. Стал быть нету у тебя терь ученика-то...
Ее голос становился все глуше и словно уплывал куда-то. Да и сама ее статная фигула и раскрасневшееся лицо стали мутными пятнами и тоже растворялись в наплывающей на сознание темноте. Солис тяжело повалился на руки, проваливаясь в беспамятство.

- Брехня, - буркнул Солис, проваливаясь во тьму. - Что за... Кто погасил свет... Что ты подсыпала в пирог?..
разум дварфа словно увязал в киселе, но сверхьестественная способность дварфов быть устойчивым к разнообразной отраве дала ему несколько секунд на то что бы осознать: Талия не ела пирог. Если дварф проваливается в забвение, значит в пироге что то было. Но... какой в этом смысл?

Солис проснулся от того что замерз. Даром, что был заботливо укрыт одеялом. Остывшая за ночь кузня была темной и неприветливой. И даже пробивающиеся в окошко лучи солнца не спасали положения. Очень хотелось пить и щека снова горела, словно и не лечила его ведьма.
Никого более него в помещании не обнаружилось - когда именно ушла Талия он точно не мог вспомнить. Какие-то смутные обрывки бредового сна споминались, но никак не складывались в целую картинку. Вот к нему прижимается что-то большое и теплое... Вот он снова сражается с воргом в заснеженном лесу... Смех Талии, звучащий из ниоткуда... Вот Вольха приникает к его плечу и ее зеленые доверчивые колдовские глаза горят совсем рядом... Вот Ян неумело машет киркой и радуется найденой аламазе... И снова смех... залихвастский, издевательский и торжествующий...

- Вот сука!!! - прорычал дварф. Судя по всему было... утро? да, утро, лучи солнца в окне, обычно они появляются утром... Что произошло?
"вчера была Талия. Видимо вчера. Ага, с пирогами. Я их ел. Что за хреновина тут творится? Как я тут очутился?".
Дварф встал, покачиваясь, порылся у себя в карманах тулупа и достав фляжку с элем, осушил её единым духом. Стало чуток легче. Так, теперь Вольха... Дварф покосился на наковальню, где колол чугун. Да, он расколол чугун, и чугун оказался не блеск, но нормальным. Он осмотрел себя, пытаясь понять всё ли в порядке.
Ян! Что сказала эта ведьма? Что он умер? А не хрен ли ей в дыню?
Солис пообещал себе что за коварство своё эта сука ответит. Он набросил тулуп и закурив трубку, направился в дом Вольхи, что бы перевязаться, ведь лицо болело, заперев дверь и надеясь что всё нормально.

Следы вели от кузницы в деревню. Широкие уверенные шаги... Вот они потопались у крыльца, затем отошли и снова на месте, словно прощались...
Дварф шел через просыпающуюся деревню и буквально спинным мозгом чувствовал что все, что имело глаза и и могло на него смотреть, буравит ему спину злым, насмешливым или пытливым взглядом. Кумушки-соседушки, спешащие к колодцу или от него, весело улыбались ему, подмигивали и шутили, желали здравствовать и процветать.
Еще издали Солис заметил что над печной трубой ведьмы едва теплится дымок. Заснеженный и покосившийся дом выглоядел неприветливым, молчаливым и колючим как и сама его хозяйка. Мелкая цепочка следов вела по едва заметной дорожке на улицу и обратно - стал быть Вольха уже ходила за водой и сейчас была дома.

"Вольха. Она всё видела." похолодело сердце дварфа. "Моя честь загублена. Но... Может быть она поверит?"
- Чтоб вы сдохли, курвы, - пробурчал он в ответ "кумушкам".
Подойдя к дому Вольхи он постучал в дверь. Дом был колючим потому что его владелица не верила людям. И Солис теперь знал почему.
Справедливость. Если сейчас утро, значит вечер он пропустил. Вечером в таверне должны были быть Лионель и пол деревни, но видимо вместо них там была Талия. Чтож... Он им устроит. Справедливость, честь и слава - слава приходит только вслед за справедливостью, которая неотделима от чести. Это знает каждый дварф.

На его стук долго не отвечали. Наконец по ту сторону двени послышалось тяжелое шаркание.
- Кто там? - хриплый голос ведьмы походил на карканье прстуженой вороны.
- Лишенный чести и жаждущий справедливости, - буркнул Солис. - Ты знаешь, кто.
- Убирайся вон - глухой удар в дверь и едва слышные приглушенное рыдание донеслось из-за двери. - Я тебе поверила, Солис, а ты... Ты ничуть не лучше всех ЭТИХ! Уходи
- Если ты мне не поверишь, ты тоже будешь ничуть не лучше, - глухо сказал Солис. - Ты сможешь определить что подмешала в свои пироги эта ведьма, Талия? Это мой единственный шанс доказать правду. Если ты откажешься помочь, поверить - я пойду и убью её. А потом уйду из деревни.
В ответ Вольха только фыркнула и наступила тишина. Солнце, бледное и невыспавшееся, лениво проглядывало сквозь мутную пелену облаком. Ветер, налетающий с гор, сдувал с крыши мелкое колючее крошево и сыпал в глаза. Незатворенная калитка тихо поскрипывала под его порывами и потому кузнецу не сразу удалось расслышать тихие шепотки за спиной. Бабы и девки сбились плотной кучей и во все глаза смотрели на него, что-то обсуждая.
Солис ударил кулаком в дверь. Потом обернулся. Его взгляд был тяжелее кузнечного молота, холоднее лютой зимы.
- Сдается мне, вы не ту женщину приняли за ведьму, - прорычал он. - И сдается мне, вы не знаете дварфов.
Он повернулся и стремительно зашагал к дому Лионеля, испуская клубы синего вонючего дыма, словно дракон. Трубка была горькой на вкус.
"Лионель. Он меня знает, он знает моё слово, твердое как камень. Он должен поверить" - думал дварф. В глазах его мир плыл - может быть слезы бессильной обиды, может быть гадостное ощущение во всем теле, может быть иное... Он жаждал снести башку Талии, но между тем, он чтил законы. Талия должна понести наказание, но не так.
Стайка баб с визгами прыснула во все стороны, что вспугнутые голодным котом воробьи. И если бы Солис не ждал, что Вольха откроет дверь, не услышал бы тихого скрипа давно не мазаных петель. Уже взявшись одной рукой за калитку он замер, словно его окликнул кто и медленно повернулся. В темном проме стоял бледный взъерошей в исподнем и босой Ян. Одной рукой он опирался на косяк двери другой придерживал намокающие кровью бинты на шее. Его зеленые материны глаза угрюмо глядели на кузнеца изподлобья.
- Как жеж ты так, дядь Солис? - прохрипел мальчишка. Казалось, он не чувствовал холода только все смотрел и смотрел прямо в глаза дварфу. Пальцы, вцепившиеся в потемневшее от времени дерево побелели от напряжения. - Мы тебя ждали вчерась... Она тебя ждала...
- Я хотел прийти, - дварф развернулся. - Я пошел в кузницу что бы сделать пробную плавку. Когда я закончил, пришла Талия со своими гребаными пирогами, будь проклята и она и весь её род.
Он подошел к мальчику и взяв его за плечи, аккуратно потащил в дом.
- Тебе нельзя напрягаться, Ян, - сказал дварф. - Я всё расскажу - но ляг. Моей вины в случившемся... Мой позор в случившемся! пирог был чем то напичкан, я потерял сознание, а когда проснулся было уже утро. Я нихера не помню! Клянусь что это так, клянусь камнем, что породил нас!
- Я знаю.. - прохрипел сорванец и буквально повис на кузнеце, словно разом лишился всех сил, питавших его.
Солис вошел в холодный дом - гордая ведьма не топила печь его углем, - и уложил Яна на лежанку, поближе к едва теплой стене печи. За дверю, ведущей в соседнюю комнату голосила Вольха. Мальчишка без сил откинулся на подушку и прикрыл глаза.
- Мы тебя... ждали... Ма ужин при...готовила - слова с трудом вырывались из-за его посиневших губ. - Она верила... смеялась... даже... пела... - он зашелся в жестоком приступе кашля, а когда отнял ладошку ото рта на ней была кровь. Зеленые глаза с тоской смотрели на дварфа.
- Вы... Ян, не верь им. Ты веришь этим мразям, не делай этого. Верь сердцу, - дварф отчаянно заорал. - Вольха!!! Кончай истерику! Помоги Яну! Я клянусь тебе, я Талию отправлю на костер за то что она совершила, но вы - вы не они. Я видел следы, твои, Вольха. Ты пошла узнать что случилось. Скажи мне, было похоже что я в здравом уме и твердой памяти? Ты учишь травы, ты знаешь что есть составы, которыми можно усыпить, подмешав в пищу. Почему ты не веришь мне?
Плач за стеной оборвался, повинуясь его приказу.
- Тет..ка днем...прихо..дила... хотела дурмана...грила не спит...ма...ется - лицо Яна буквально серело на глазах, словно жизнь уходила из него с каждым словом. - И ма дала... Она жда...ла...
Вольха выросла за его спиной как злобный призрак. Черная, страшная, осунувшаяся и заплаканная. Она оттолкнула дварфа и бросилась к сыну, но рука Яна соскользнула с постели и безвольно повисла, почти касаясь пальцами земляного пола. Красная капелька застыла на кончике указательного пальца, словно размышляя сорваться ей вниз или еще повисеть. Женщина закрыла рот руками и с ужасом смотрела на эту капельку. Молча. Не отрываясь... А потом она закричала. Страшно, глухо, словно смертельно раненый зверь.
Дварф врезал Вольхе пощечину, а сам принялся пытаться привести Яна в чувство, применяя все известные ему способы...
- Доистерилась?! - рявкнул дварф. - Дурман продала? Ныла в другой комнате когда твой сын пытался сказать правду? Помогай, что стоишь?!
Но травница вроде как отупела и не понимая таращилась на него, не в силах пошевельнуться. Словно какой-то маг приказал ей все разом позабыть и она перводила свой пустой взгляд с сына на Солиса и обрано
Солис еще раз врезал ей ладонью, не отвлекаясь от Яна - он пытался прощупать пульс, повернуть ему голову на бок что бы кровь не заливала легкие, нажать на диафрагму, что бы он дышал - посиневшие губы бывают только у тех кого отравили, а посеревшие - у задыхающихся - массировал ему виски и пальцы, хлопал по щекам и постоянно говорил:
- Ян, не умирай, ты же мой подмастерье, черт возьми! Ты ДОЛЖЕН отковать меч отца, ты ДОЛЖЕН купить матери шубу и сапоги, ты должен перенять все секреты моего мастерства, ты ДОЛЖЕН жить, что бы увидеть как я разделаюсь с этой поганой ведьмой Талией, Ян, ну пожалуйста! Живи!
Обозленный кузнец не расчитал силы и ведьма добряче приложилась головой о стену и рухнула на пол бесчувственным кулем. Все равно с нее сейчас толку было как с козла молока. Давнишние науки пригодились и вскоре мальчик судорожно вздохнул, выгибаясь в грудине. Его щеки едва заметно покраснели, дыхание, хоть и редкое, с хрипом вырывалось из горла. Он открыл глаза и мутным взглядом повел из стороны в сторону. Зацепился за рыжую бороду дварфа, замер.
- Со...лис... - прошелестел его голос. - Ма...м?..
- Ян, ты жив? черт подери, держись, дружище, - Солис оглянулся на Вольху и поджал губы. - Проклятье, она в обморок грохнулась... Да что же это за херня сегодня творится... Ян, ты главное держись!
Солис помнил что на столе вроде бы должна быть емкость с водой, что бы Ян пил. Окатить лекаршу водичкой сейчас было самое то, только сначала убедиться что это вода.
У печи стояли два больших деревянных на совесть сколоченых ведра с ключевой водой в которой все еще плавали небольшие льдинки. Рядом прислонилось простое коромысло - видать Вольха не так давно вернулась с улицы. На полке рядочком стояли глиняные миски и кружки, на столе высилась уже знакомая кузнецу куча бинтов и баночек со всякими там мазями да примочками.
Солис быстро черпанул из ведра кружкой воды и вылил на голову вольхе, а сам вернулся к Яну:
- Ты как сам то? Жив?
- Жив... - ответил мальчик и попытался подняться.
Ведьма застонала и открыла глаза. Ледяная вода вернула на ее лицо живые краски. Она какое-то мгновение тупо разгялдывала потолок, словно не соображая, что случилось, а затем вскрикнула и бросилась к лежанке.
- Ма.. - Ян испуганно смотрел на мать, которая увидев, что с ним все в прядке кинулась целовать его руки. - Не на..до мам...тут Со..лис... - пацаненок стал словно на десяток лет старше.
Женщина стремительно обернулась и ее полубезумный взгляд скрестился со взглядом кузнеца.
- Прришел таки! - рыкнула она вскакивая на ноги. - Чего тебе? Зелий?!! Вон на столе бери! И уходи Солис. Богами молю уходи... - из ее глаз брызнули слезы и ведьма упала на колени у лежанки сына. - Живой... живой.. Янушка, мальчик мой... - она прижимала его худую изможденную ладонь к губам и плакала.
- Если бы ты не вела себя как дура, - сказал Солис. - Ян не оказался бы сейчас при смерти. Если бы твой разум не был забит горем, эмоциями и разной другой дрянью, он увидел бы правду. А не ту ложь, что ты придумала. Ты выслушаешь меня, или как?
Он пыхнул еще раз своей угасающей трубкой и отложив её на стол, черпанул кружку воды, которую залпом выпил.
- Скажи ка мне, Вольха, после дурмана бывает сушняк?
- А то! - она язвительно фыркнула в ответ. - Смотря сколько вылакать. Голова может болеть... а можно и не проснуться - безумный смешок сорвался с ее губ.
- Тогда ясно, - Солис сжал губы. - У меня с утра башка будто дерьмом набита, раны болят и пить хочется. И я не помню что произошло после того как я сожрал её долбаный пирог. Что по вашим, человеческим законам, принято делать с теми, кто подмешивает дурман в еду и нарушает закон гостиприимства? У нас в подгорье за это изгоняют. Или сносят голову. В зависимости от последствий. Я крепок, но дурмана там было похоже столько, что человек бы скопытился. Вольха, ты уже в состоянии думать разумом а не как пять минут назад? Я дал тебе две пощечины и вылил на голову кружку воды, а ты стояла столпом и смотрела как Ян борется со смертью. Ян, скажи ты ей уже! Ей богу, вы, люди, какие то странные все.
- Ма..он правду грит.. - хрипло прошептал Ян и легко сжал пальцы матери. - Ма..ам.. иди к... нему.. я устал...
- Нет-нет-нет-НЕТ! - выкрикнула ведьма прижимаясь губами к его пальцам. - Я буду рядом. Я не дам тебе умереть. Я не позволю...
- Ма...скажи... ему ...
- Хорошо, Ян... хорошо... - она нехотя поднялась и, подойдя к столу, без сил опустилась на лавку. На Солиса травница не глядела. - Утром Талия явилась к колодцу растрепанная и раскрасневшаяся и рассказала всем, кто хотел ее слушать как она с тобой ночь кувыркалась. какой ты неутомимый и как охочь до любовных утех. Как ты говорил ей, что она в разу лучше тощей ведьмы... И все смеялись и тыкали пальцами в меня, словно я прокажонная какая... А я... - она запнулась на полу слове. - ...Мы тебя вчера ждали допоздна... Ян все не ложился. К любому скрипу прислушивался - думал ты идешь... - Вольха подняла на Солиса свой замученный взгляд.
- А я, когда вышел от вас, пошел к Лионелю, договориться насчет коня, что бы сегодня поехать в город. Привести целебное зелье Яну, - вздохнул Солис. - Потом на меня накатило вдохновение, и я пошел в кузню делать плавку чугуна, и промаялся там до вечера, а потом пришла Талия, - солис произнес её имя словно плевок.- Я не хотел с ней общаться, но - законы гостиприимства для дварфов очень святы. Я налил ей чая, она достала свои пироги будь они прокляты девятью слоями Баатора. После работы я был голоден и... Едва я сьел пирог, как ощутил что моё сознание меркнет. Что было дальше - не помню. Проснулся - голова говном набита и сушняк долбит. И я сразу помчался к тебе, а за спиной шушукались.
Он вздохнул и протянул Вольхе руку.
- Вольха. Так больше продолжаться не может. Я должен вывести эту ведьму на чистую воду. Вопрос в том - как.

У ведьмы были холодные пальцы. Такие длинные и тонкие. Почти изящные. Солис раньше не замечал. Она сидела втянув голову в плечи и рассматривала земляной пол.
- Я не знаю как с этим бороться... - тихий хриплы голос без капли позавчерашней радости ответил дварфу. - Я пыталась, а потом устала и оставила все как есть. Я их не трогаю и они обо мне не судачат. Больше положеного. Вот поправится Ян, доживем как-то до весны, а там снимусь и пойду искать где лучше... Задержалася я тут что-то...

- Признаться, я тоже, - пробормотал дварф. Звезда. Она упала - а значит нужно было идти. Но куда? - Но, сначала мне нужно восстановить свою честь. Покарать эту ведьму Талию. Я предпочитаю топор, а ты?
Он ненавидел Талию. Он стал для неё трофеем, и всё что она говорила было брехнёй и оговором. За это, за дурман и за сплетни, прожигающие его душу, ей любой дварфийский суд вынес бы смертный приговор. А очернителей и людские суды приговаривали к страшным карам. Говорят, им вырывали язык. Хорошая идея, между прочим, кузнечные щипцы как раз сгодятся для этого. Что бы больше ни одна лож не сорвалась с их уст.

- Да ну ее! Побрешет и забудет... - Вольха давно отмахнулась от мира и даже сейчас не желала впускать его на свой порог. Она отняла руку и поднялась. - Давай гляну что там у тебя. Раз уж пришел.
Опять эти ее приготовления, так насторожившие его позапрошлым вечером, сейчас не вызвали никакой реакции. Занят человек делом да и занят. А как он это дело делает - его дело. Лишь бы хорошо было.
Трвница вновь отодрала повязки и, промыв и наложив новый слой мази, заново забинтовала кузнецу лицо. После убрала со стола свой лекарский инструментарий и склянки.
- Есть будешь? - будничный тон ее голоса был странным после той истерики, что случилась недавно.
Ян тихонько всхлипнул и женщина кинулась к нему. Поправила подушку, смочила сухие губы отваром, убрала с высокго лба влажные волосы. Тонкокостная, она и впрямь казалась худой на фоне мощной Талии, бледное ее лицо с опухшими от слез глазами и расплывающимся на скуле синяком было обычни - ни красивым, ни уродливым, - не чета круглым красным щекам веселой вдовы, мышино-серые волосы неопрятными пучками выбивались из-под разъехавшегося платка, делая и впрямь похожей на сказочную злую ведьму... Одежда мешком висела не ее сутулых плечах, словно камнем давила на душу, пригибая к земле.

- Нет. Мне не будет покоя пока моя честь опорочена, - пробурчал дварф. - Тебе не понять. Мы, дварфы, не позволяем так с собой обращаться. Я уже потерял имя, если я потеряю еще и честь, я не смогу жить с этим позором.
Он умолчал так же о том что он был обязан лично Вольхе спасением своей жизни - она это и так знала, но не знала что это значит для дварфа. В любом случае - не при Яне. Он и так плох...
- Осмотри мои раны, Вольха. Я попросил коня у Лионеля. Поеду в город, и привезу лекарство для Яна, что б поправился, я знаю, у них там есть такое.

- Боишься что и я тебя чем опою? - она хрипло хохотнула и отошла от постели сына, задергнув шторку. Остановилась у потухшей печи, уперев руки в бока. - Чем ТЕБЯ она опорочила? Сказала всем, что ты ого-го какой любовник? Ну многие и так об этом судачили... Ну что ты как затворник живешь и может у тебя с этим проблемы, а тут на тебе - первая баба на селе говорит, что ты прям весь из себя такой жеребец! Вот и сослужила тебе добрую службу, а ты ее судить хочешь... - лицо Вольхи было злым, а речи язвительными. - Покарать ее хочешь - скажи старосте, что она на тебя напраслину взвела. Пусть ее народным да божим судом судят. Только после этрого ты станешь изгоем похлеще меня... Тебе оно надо?
Женгщина подошла к нему и положила свои тонкие руки на могучие плечи.
- У таких как я - чести нет. Права нет. Голоса... - горькая складка лягла между ее бровей. - Все что мне полагается - молить богов чтобы не обращали на нас внимания. Просто жить, радуясь, что есть чем накормить дите и во что одеть... Ты не понимаешь. И никогда не поймешь, что для них хорошо...

- Она опоила меня, - прорычал дварф, сжав кулаки. - Что после делала - не знаю, но плевать я хотел что эта первая баба, - он выплюнул это слово как гнилую вишню. - там говорила. Ты не поймешь. Это - позор.
Он провел по её рукам своими - грубыми как камень и широкими как лопата. И пояснил.
- У таких как ты есть честь. Потому тебя другие и пытаются принизить. Потому что сами они бесчестные. И изгой - это тот кто не может ответить. А я нужен деревне. И у меня есть топор, и каждый кто вздумает ерепениться - отведает хорошей дварфийской стали. И понимать их я не хочу, я сердцем чую что это всё низко, и чувствую, словно меня в этой грязи извозюкали с ног до головы. Вот такие дела, Вольха. Пойду к старосте. Закон есть закон.

Женщина покраснела, когда руки кузнеца накрыли ее ладони. Затем расправила бинты, отошла к печи и обняла свои плечи руками, не желая его задерживать. Неловкое молчание повисло в комнате. Солис встал, потоптался на месте несколкьо мгновений и, надев шапку, двинул к выходу. Когда он взялся за ручку двери, открывая щеколду, Вольха тихо стпросила:
- К ужину ждать?

Дварф на миг задумался. Справедливость или жизнь Яна... Он буквально балансировал на грани. Эта перезревшая человеческая шлюха Талия никуда не денется.
- Я пойду к Лионелю. Если даст коня, поеду в город и добуду зелье лечения для Яна. В этом случае к ужину не жди. Я обещал Яну, тебе и себе - и моя честь подождет.
Он забил свою трубку, накинул тулуп и пошел прочь. "Так, где там алмаз", - подумал дварф, припоминая куда он его задевал. Этот камень был сейчас центром мира, он должен купить жизнь.

За ведьминым забором толпились зеваки - все те же вспугнутые им ранее бабы, девки да ребятня. Они перешептывались, обмениваясь последними слухами и высказывая друг другу свои мысли на счет его скоромной персоны и его же поведения.
Когда Солис показался на пороге, все разговоры разом стихли и все глаза уставились на него. Даже крутящаяся под ногами рыжая облезлая собака уселась на утоптанный снег и принялась чесать за ухом, словно делая вид, что и она тут мимо проходила.

Солис мрачно смерял взглядом толпу, по краю сознания скользнула мысль что ему в отличии от них на холод относительно наплевать, а вот то что многие из них простудятся и пойдут за лекарствами к Вольхе, грело душу.
- Лекарства от насморка - серебряная монета, - буркнул он и направился к Лионелю, попыхивая трубкой. У самой двери он глубоко затянулся и постучал в дверь
Осторожные шепотки и косые взгляды сопровождали дварфа до самой конюшни. Казалось у всего Теркоста только и делов было, что на негопялиться да судачить. Мутное солнце, пожалуй, было единственным, кому не было до творящегося внизу дела.
Дверь быстро распахнуласьи напороге возник вихрастый конюший.
- Здрась, дядь Солис - мальчишка шмыгнул носом и хитро посмотрела на кузнеца. - Вы за Браслетом али как? Нам дядь Лионель велел его сутра собрать - вы тама ехать кудыть хтели... - Он снова шмыгнул носом. - Так запрягать?
- Запрягай, - кивнул Солис. Похлопал себя по карманам. Вроде алмаз, показав Вольхе, он убрал назад в карман, а в кузнице повесил тулуп на вешалку прежде чем делать плавку. Жаль конечно камень, но с другой стороны, что такое драгоценный камень по сравнению с драгоценностью, чье имя Ян?
- Вы б пока сходили в шинок-то перед дорогой... - осторожно брякнул мальчишка. - А то видок у вас неважнецкий. А мы как управимся, так я вам скажу...
- Нормальный у меня вид, - огрызнулся дварф. - Я в кузне буду, отведешь Браслета туда как запряжешь? Лионель говорил тебе что я в город еду, мож привезти оттуда что нибудь?
- Как скажете - конюший ухмыльнулся щербатой нахальной улыбкой. - Будьте покойны, глазом моргнуть не успеете, а сани ужо у крыльца будут - и высокая дверь захлопнулась.
Разобравшись с этой проблемой, Солис пошел назад. Надо было сказать Вольхе что он поедет в город.

... Обратный путь был осложнен тем что люди, которым явно было нечего делать, шушукались и сплетничали. "ану как бы этой толпе дать по лопате и запрячь на уборку снега..." подумал Солис, подходя к дому Вольхи
А там все было без перемен. Холодынй и колючий дом с едва теплящимся очагом и завешеными слепыми окнами хранил молчание. Ровно как и те немногие, что ошивались вокруг него, тем не менее, не заходя за калитку. Из глубины двора слашалось нестройное тюканье топора и врямя от времни резкий хруст раскалываемого полена.
Дом травницы был не очень большим и потому, протиснувшись между занесенным плетнем и темной бревенчатой стеной, Солис оказался во внутреннем дворе. Тут все было "чинно и благородно": небольшой хлев, из которого доносилось немногочисленное ворчливое квоктание, ютился чуть впереди и справа, практически через весь дворик тянулись веревки с выстиранным и задубевшим от мороза бельем, слева была высокая поленница, отгораживавшая дровосека от посторонних глаз. К слову, снег тут был немного утоптан - стал быть Вольха частенько сюда наведывается. Дверьв дом была оставлена нараспашку и малая толика тепла уходила из него молочным паром.

Мерзлое бельё напоминало тонкие доски по консистенции, поэтому двигаться следовало осторожнее, ибо на таком морозе ткань запросто может сломаться с таким мерзким хрустом... Преодолев двор с некоторыми трудностями, дварф увидел Вольху.
- Вольха, я это... Взял у Лионеля коня, поеду в город. Дорога туда и обратно - буду только завтра, если всё будет нормально. Очень прошу тебя, береги Яна. Кстати... С дровами помочь?
Женщина едва не подскочила при звуках его голоса. Лезвие соскочило с чурки и прочно застряло в колоде.
- Солис! Черти б тебя побрали! Обязательно было так пугать! - она хрипло рассмеялась и принялась дергать за длинное топорище, желая вызволить орудие труда. - В город? Это... хорошо... - попытки пока были безуспешными. - Мне бы желчи... жабьей... у тамошнего... травника... - она бросила свое бесполезное занятие о повернулась к дварфу. - Деньги возьми в шкатулке у печи... - ведьма снова взялась за дело. - Ненадо!.. Сама справлюсь...
- С деньгами, я думаю, проблемы не будет, - Солис всё таки наплевал на её просьбу не лезть и взявшись за топор, выдернул его из колоды. - Я алмаз продам. Нет камней дороже жизни и здоровья, ибо если будут они, будет и всё остальное. Жабью желч - куплю. Еще что нибудь?

Женщина выпрямилась во весь рост и хмуро посмотрела на оттеснившего ее кузнеца.
- А что еще? Муки надо, прочего, что растет в огороде не мешало бы, крупы какой... - она стянула с головы платок и вытерла покрытый испариной лоб. - Такое спрашиваешь словно осесть решил. Топор не отдаш?
- Да, держи, - Солис отдал топор и вновь принялся дымить трубкой. - Слушай, муку и крупы - можно ж тут купить, какой смысл за этим в город ехать? Я вообще за лекарством для Яна еду, если что.

Травница вновь повязала голову платком и, поставив чурку на колоду, замахнулась топором. Железо вгрызлось в мерзлое дерево и прочно там засело. Прикусив губу, Вольха с усилием подняла и ухнула ее о колоду, углубив трещину. По раскрасневшейся от мороза щеке побежал тонкий ручеек пота.
- Ты спросил... я ответила... - чурка еще раз глухо тякнула и с хрустом развалилась пополам. Половины все равно были большими и не годились для растопки. Зеленые глаза зло сверкнули. - Много думаешь мне продают? Если хочешь, можем как-нить вместе на закупы пойти - посмотришь. Да и много ли я смогу сама уволочь?
- Вернусь - закупимся, - хмыкнул Солис. - Коль скоро ты обещала стирать и готовить, кто то должен тебе поставлять не только грязные штаны, но и сырьё для обеда. С меня не убудет, больше времени на кузницу - больше возможностей выковать НЕЧТО. Ладно, пойду соберусь и поеду. Береги Яна.
Он повернулся что бы уйти, но потом помедлил и обернулся:
- Да, и топор не тот взяла. Колун возьми, он в дереве не завязнет.
- Другого нет - огрызнулась в ответ ведьма. - Чистой дороги, Солис...
Лекарка воткнула топор в колоду и стала собиа ранее наколотые дрова в брошеный чуть дальше мешок.

Солис пошел в кузню, снова продираясь сквозь мерзлое бельё. "Надо бы ей колун выковать" - подумал он. Кабы не дела, прям щас бы этим и занялся.

Люди определенно не собирались расходиться, жадные до новой пищи для сплетен. Суровый кузнец, мрачная и неразговорчивая ведьма, видная деревенская красавица Талия... Этот треугольник был всем интересен. Он вносил некий диссонанс в спокойную и размеренную жизнь деревушки, заставляя быть причасными к происходящему, ощущать свою значимость.

Солис, провожаемый заинтересванными взглядами, вскоре добрался до своей кузни. Вихрастый уже ошивался там, сидя на козлах небольших прогулочных саней.
- Здрав будь - поздоровался он еще раз с дварфом. - Вота как и было обещано.
Крепкий вороной рыл копытами серую кашу под ногами. Ему не терпелось поскорее тронуться в путь. Передняя правая бабка у него была белой. Длинная грива красиво заплетена на бок.

- прекрасный конь, - сказал Солис. Он ничего не знал о достоинствах и недостатках лошадей, но ему нравилась грива коня. Она была словно борода дварфа, ухоженная и красиво заплетенная. - Передавай благодарность Лионелю. Я сейчас возьму кое чего...
Он забежал в свой дом и собрался - оружие, на всякий случай, фляжку пойла, сухарей пожрать в дороге, фонарь - вобщем всё что он обычно брал с собой в поход.
Дварф залез на козлы. "ненавижу коней. Ненавижу верховую езду" - думал он. Путь в город уже начал казаться ему вечностью... Хорошо хоть он взял с собой фляжку пойла. Прекрасное средство от холода.
- Ну, я поехал, - буркнул он вихрастому.

- Чистой вам дороги - пожелал ему мальчишка и, спрятав руки в карманы, почапал в сторону конюшни.

- Угу, - буркнул дварф и дернул поводья. - Поехали, но-о!

Браслет резко взял с места в рысь, увлекая за собой красивые расписные сани. Кузнецу доводилось несколко раз видеть их когда он выбирался среди бела дня на улицу, а там ехал свадеюбный поезд. Колокольцы весело свенели в такт шагам воронка, дорога, хоть и запорошенная снегом, была ровной и, едва выехав за пределы Теркоста, Солис отпустил вожжи и конь помчас еще быстрее.
Мороз люто хватал за открытые участки лица, дыхние вырывалось паром и вскоре плечо и грива жеребца заискрились от осевшего на них инея.
Пейзаж был утомительно однообразным - покрытые словно скатертью холмы, редкие деревья да закованная в лед речка. Немочное солнце бледным пятном висело на небе, даря миру свой свет. Ветер бил в лицо, а Браслет все не сбавлял скорости, словно вырвался на волю и хотел вдоволь набегаться.

Солис закутал морду лица шарфом и поплотнее натянул варежки, угрюмо ссутулившись на козлах

Когда светлое пятно, что им было солнце, на затянутом пеленой тучь небе сместилось вниз и залипло где-то между зенитом и тонкой серой линией горизонта замыленый однообразным пейзажем глаз дварфа различил тонкую струйку дыма, столбиком поднимающуюся вверх. "Знатная уха" был единственным на всю дорогу приличным трактиром, не считая редких, разбросанных там и сям хозяйств, где за пару-тройку медяков хозяева могли угостить путника какой-нибудь похлебкой да приютить на ночь на лавке у печи или, если уж очень повезет, в сарае на сеновале.
Браслет шел хорошей маховой рысью и спустя какое-то время кузнец подъехал к трактиру. Большой, занесенный по самые окна дом был ухоженным: аккуатно подогнанные ставни, резные наличники, крепкая кованая дверь - во всем виднелась хозяйская рука. Рядом приткнулась небольшая конюшня, из которой раздавалось сытое всхрапывание стоящих там баронских перекладных.
Небольшой обеденный зал был чистым и по-деревенски уютным: на стенах висели рыбачьи сети, удилища и котелки, призванные оправдать название, пол был начисто выскоблен и покрыт тростником, столы навощены и на каждом стояло несколько толстых самоварных свечей. Дородная хозяйка за стойкой что-то писала в большой амбарной книге. В воздухе витал дивный аромат тушеного мяса с пряностями, жареной рыбы и грибного супа.

Солис успел малость примёрзнуть, но когда на горизонте появилась "знатная уха", он приободрился. Его кости желали немного тепла, кустистая борода желала расчески, желудок - нормальной еды. А совесть - удовлетворения.
Солис решил разбираться с проблемами по мере их возникновения. Первой проблемой был раненый мальчишка. Второй проблемой была его поруганная честь. Это были две большие проблемы, которые он обмозговывал по пути, слушая скрип снега под полозьями саней и мерное топанье коня. Проблемы помельче звучали иначе - например, как раздобыть денег - ведь камни покупают только ювелиры, и только они могут дать цену в золоте, достойную того чуда что нашел Ян в шахте.
Солис ухмыльнулся, вспоминая как парнишка обвалил целый пласт породы неумелыми, но сильными движениями. Выйдет из него толк! Хороший шахтер всегда в цене, хороший кузнец да хороший шахтер - это уже сила, способная создать очень многое. Сердцу дварфа было всё же милее сидеть в шахте, нежели чем в кузне, всё же он был не чета своим предкам. А парню нечего губить здоровье дыша каменной пылью, которая у дварфов оседает на бороде и волосах в носу, а не забивается в легкие как у людей.
Подъехав к трактиру, дварф привязал Браслета к коновязи и вломился в трактир, прилаживая на пояс топор.
- Хозяюшка! - проревел он с порога, узрев дородную тётку. - Может ли усталый путник бросить тут свои кости, и во сколько ему это влетит?