Зимой работы в кузне почти не было, а потому Солис ковал, что называется "для души". Раскалить полосу метала до бела, скрутить, обстучать и в воду, а затем снова в огонь. Бесконечный и однообразный на первый взгляд процес рождения клинка нисколько не утомлял дварфа, чья плотная коренастая фигура то и дело мелькала то у горнила, то у мехов. Пот заливал глаза, но кузнец все никак не мог остановиться - он нутром чуял, что сегодня у него получится что-то особенное...

Зима... Холодное время, время вынужденного безделия и метаний между горячим адом кузницы и ледяным адом двора, где можно было покурить трубку и за минуты отрастить сосульку длинной с бороду. Солис чувствовал себя как металл - из жара в холод, закалка, обточка - в роли точильного круга выступало время. И плевать что вместо произведений искусства под ударами молота рождались подковы да лемехи - главное навыки.
Ныне дварф торчал у горна, держа длинными щипцами полосу металла в жарком пламени - уголь, обдуваемый потоками ледяного воздуха давал жаркое пламя, чуткий нос Солиса чувствовал аромат окалины, и когда её запах стал нестерпимым, достал полосу и положил на наковальню.
- Пошла краса соединений стали с воздухом в чертоги мрака, - пробурчал он, занося молот. оранжевые ошметки оксида железа полетели во все стороны, раздевая ослепительно белый раскаленный металл, на котором медленно исчезали темные следы молота.
- Температура низкая, - буркнул Солис, по обыкновению разговаривая сам с собой. - нужен другой воздух...
он повернул рычаг, заставляющий меха качать воздух с удвоенной силой и передвинул заслонку трубы в положение "брать воздух из кузни а не с улицы". Затем приоткрыл окно, в которое задул ледяной воздух. Над трубой кузницы поднимался подсвеченный желтым черный дым, осаждающийся на снег мелкой моросью черной сажи.
Полоса металла вновь отправилась в горн, на угли, где пламя изменило цвет - содержание углекислоты в помещении было выше чем на улице. Металл отвечал дварфу изменением оттенка белого, он стал подобен раскаленному солнцу. Достав полосу из горна, дварф положил её на наковальню. Оранжевого не было видно - значит работа с металлом фактически закончена. Надо лишь придать форму и заняться обработкой заготовки - что и было сделано - несколько косых ударов молота смяли мягкий раскаленный металл в нужных местах, формируя лезвие и острие, затем металл с шипением погрузился в закалочную ванну. Дварф достал лезвие и критически осмотрел его на предмет каверн и прочих дефектов, потом ударил им о край наковальни что бы послушать звук. Звук был звонким и долгим, дварф удовлетворенно кивнул, после чего положил полосу металла на форму и принялся лупить по ней молотом. Металл отзывался звоном, меха и пламя в горне гудели, рождая приятную уху кузнеца музыку, он попадал в такт - УХ! ДЗИНЬ-ДЗИНЬ! УХХ!! ДЗИНЬ-ДЗИНЬ...
в канавку посреди лезвия улеглась формовочная глина, он обмазал ею металл с обоих сторон, после чего сунул в печь. Глина обеспечит неравномерное охлаждение металла когда спечется, и лезвие станет таким, каким и было задумано - мягкое по краям, чтоб можно было заточить, и очень твердое посередине. Его нельзя будет сломать, его нельзя будет согнуть, выбоины можно будет обработать молотком и заточить. Там где будет рукоять лезвие было с палец толщиной, ближе к концу - с ноготь.
- Дитя моё, - дварф смотрел в покрытое гарью лезвие. - Ты познаешь славу битвы, ты будешь нести моё клеймо, в руках достойного воина изопьешь ты кровь битвы и отражение бегущих врагов в твоём блеске будут моим триумфом! Теперь, я защищу тебя от ржавчины и тлена, я укрою тебя от глаз врагов дабы не выдало ты своего владельца блеском ярким на солнце жарком...
Дварф подождал пока лезвие остынет, разговаривая с ним. Его рукавицы из войлока оглаживали его изящные линии, выскребая остатки глины из выемки - она делалась для облегчения клинка, иначе он был бы слишком тяжелым и далеко уносил руку при промахе; силы удара и веса меча хватало на то что бы отсечь лапу чудищу, что бы пробить броню колющим ударом. Дварфы редко делали оружие, предназначенное для срубания из за того что основой боевой тактики дварфов была дисциплина - в строю мечом не помашешь, а вот колющие удары наносят схватившимся с дварфами фатальный урон. Но и рубить этим мечом можно - не раз бывало что дварф, окруженный противниками применял широкие круговые удары, срубающий руки-ноги-головы-наконечники копий...
Дварф подверг лезвие тщательной шлифовке песком из ведра рядом с верстаком, где уже были заготовлены кожа и кость для рукояти, он поглядел в своё отражение - ртутный блеск лезвия отражал алые отсветы плавильной печи и красное, покрытое каплями пота бородатое лицо, словно высеченное из камня.
- Теперь, дитя моё, когда ты блестишь, я сделаю твой цвет подобным ночи и нанесу своё клеймо, оно будет здесь, у гарды.
Гарда лежала отдельно - полированная вилка с прорезью и двумя длинными отростками - они вкупе с аналогичным штырьком на небоевом конце меча крепились вместе, после чего на них надевалась рукоять - это делалось для того что бы в случае если лезвие придет в негодность, не приходилось делать весь мечь целиком - обломки лезвия сплавлялись вместе, проходили полный цикл ковки, закалки и обработки, и возвращались на место. Лишний металл при этом тратился редко. Потом была полировка - мягкой тряпочкой. Она занимала много времени из за того что для последнего этапа обработки требовалась идеальная гладкость. Дварф не касался лезвия наждачным кругом и точильным кругом - это он считал кощунством по отношению к металлу - царапины на лезвии оставались навечно, и они должны быть только боевыми. Закончив шлифовку и поглядев лезвие на свет, дварф удовлетворенно вздохнул и опустил лезвие в ванночку с особым составом - это был концентрированный раствор натриевой селитры, изготовленный алхимиками (те понятия не имели зачем это дварфу, и долго пытались выяснить секрет). Ванночка отправилась в закрытую печь - в ней не было огня, огонь был снаружи. Селитра должна была выпариться и расплавиться, при темпиратуре в четыреста градусов это было достаточно быстро. Единственная опасность была в едких парах, но их оттягивала на себя вентиляция, ведущая на улицу (вонь там стояла невыносимая).
Достав ванночку, дварф обернувший лицо мокрой тряпкой, вынул из расплава лезвие - оно было темным, с отливами в черный и синий, мастер удовлетворенно ухмыльнулся и с помощю чекана из очень тведрой стали, выбил на тускло-синем треугольнике лезвия символ - солнце с расходящимися лучами, потом достал золотую монету и надфиль - и принялся заполнять резьбу мелкими крошками золота. Далее следовала холодная ковка - на лезие лег чекан и ударами по нему кузнечным молотом крошки золота сбивались воедино, врастая в металл, становясь одним целым со сталью. Прочная пленка, покрывающая лезвие и предохраняющая его от ржавчины, а его владельца - от обнаружения случайным взглядом, что мог поймать отблеск металла в листве, даже не думала потрескаться. Эту часть лезвия дварф покрыл алкидной олифой - зная что хороший воин всегда смазывает мечь маслом, дварф не боялся за стойкость покрытия - золотое солнце под тонким прозрачным слоем будет под надежной защитой всегда, ибо новая порция масла восполняет вытирающийся со временем слой. Лезвие было практически готово - тёмное, тускло отсвечивающее серым и синим, с золотистыми лучами солнца - дварф залюбовался своим творением.
- Дитя моё, тебе нужно достойное завершение, дабы ты стало мечом - а после я сделаю тебе ножны. Дай я отнесу тебя на верстак, но прежде мне хотелось бы выкурить трубочку, обдумав твою судьбу...
Мысли дварфа, забивающего перед выходом на улицу свою трубку витали далеко. Эти куски руды он прикатил в тележке еще осенью, вместе с множеством других таких же из маленькой штольни, где добывал руду. С углем была напряженка - каменный уголь горел плохо и дымно, коксующегося угля не было вообще, пришлось закупать. В итоге с грехом пополам за осень он отлил множество слитков чугуна - и чугун был в двух случаях из трех на редкость дерьмового качества. Эти куски металла, разлетающиеся шрапнелью осколков от удара молотом он потом использовал на кухонную утварь - переплавлял и лил в формы, для ковки оружия это говно не было пригодно. Но два куска чугуна раскололись со звоном вместо сухого треска - и привлекли внимание дварфа. Осматривая сколы, он вот так же курил трубку и всматривался в блестящие грани излома, пытаясь проникнуть в суть этого металла. "кем ты хочешь стать?" задавал он вопрос слитку. Осень заканчивалась, и дварф снова смотрел на слиток, бормоча вопросы, стуча молотком и выбраковывая плохие куски - с кавернами и неровными трещинами. Так же медленно он выбирал уголь для плавки, бросая его на весы после критического осмотра и обнюхивания каждого куска. Каждый посторонний запах, каждый подозрительный кусок угля отправлялся в отвал, из которого он брал уголь для литья. Отборная горка угля вскоре сравнялась с удвоенным весом слитков, и после долгого обдумывания дварф - как и все они, неторопливый и кропотливый - не желая лишний раз разжигать ад кузнечного горна, отложил металл, витая в грезах о том чем мог бы стать этот серый металл. Он видел сны о могущественном оружии, но прекрасно понимал что он и в подметки не годится своим предкам, а потому не сможет создать действительно хороший - по его понятиям - меч из имеющегося материала. И он не спешил. А когда однажды почувствовал неожиданный прилив сил и зверское желание сотворить жизнь - пусть даже это будет металлическая жизнь меча в руке воина - он не колеблясь загрузил в печь уголь и металл, и отлил новые слитки чугуна из тщательно отобранных, затем снова разнес их молотом изучая места скола, и наконец из самых лучших кусков - их хватило только на полосу стали - выплавил лезвие. Работа заняла у него неделю, всё это время односельчане роптали на дым и гарь, выбрасываемую высокой трубой кузницы, но молчали, и старались не лезть без дела в закрытую дверь - дварф не любил когда ему мешают работать. В печи то раскалялась, то медленно остывала высокосортная гномья сталь, россыпью сыпались минеральные добавки, яркие искры озаряли ночью небо.
И вот лезвие готово. Оно было далеко от совершенства, но люди не смогли бы сделать даже что то близко сравнимое с этим. Им были неведомы веками хранящиеся в знании дварфов секреты металла. Им были неведомы тайны - а потому их оружие ржавело, ломалось, было отвратительно - по меркам дварфов - сбалансированно и просто чудовищно тупо затачивалось. Оно было пригодно только свиней резать. Солис насмешливо фыркнул и так и не закуривши трубку вернулся к верстаку дабы с нежностью провести пальцем по еще горячей вороненой стали. А потом, вспомнив что он хотел покурить, запалил трубку и вышел во двор, где его щеки тут же начал пощипывать морозец.
- Хорошо! - буркнул дварф, осклабившись и подергивая начавшие появляться сосульки в бороде. Дым из трубки валил в небо словно где то в её недрах был портал в кузнечную трубу. - Уххх хорошо!

Зима выдалась на диво лютой - снегу намело почти по пояс взрослому мужику, Лавира промерзла на добрую треть, мороз к ночи становился таким сильным, что вынесенное на двор белье к утру оказывалось словно иссеченное тонким лезвием. Вначале думали, что в Теркосте шутник какой завелся и даже пару дней выслеживали его всей деревней, да только ж кто его видал? Даже старожилы не помнили таких вот холодов. Единственной отрадой были звезды - большие и яркие, они ясно горели на черном бархате неба. И были так близко, что казалось, протяни руку и добудешь горсть другую... Селяне протоптали дорожки от домов до центаральной площади и храма и старательно их обновляли каждый день, быстро пробегая по своим делам от одного тепла к другому. Нелюдимый кузнец, что временами объявлялвся в трактирчике, уже стал своим и вызывал недовольство лишь тем, что его чудо-кузня в последнее время все чадила и чадила, внося непривычный диссонанс в белоснежное покрывало зимы.
Сегодня Солис был доволен. Попыхивая трубочкой он по привычке сморел на небо, выискивая среди светил одному ему предназначеный знак. Его внимание привлекла большая яркая звезда. Она горела особняком, словно не желала делить свое сияние с другими. Дварф полюбовался ею какое-то время и уже собрался возвращаться обратно в кузню как вруг ему показалось, что звезда мигнула. Нет, такое, конечно, бывает, когда их закрывают облака, но сегодня небо было на диво чистым. У стены раздалась какая-то возня. Обернувшись, кузнец заметил в густой тени двух притихших мальчуганов. На стекле былстро заростали инеем два кругленьких оконца. Не иначе как сорванцы подглядывали за ним. Прежде чем начать выяснять что к чему, Солис бросил взгляд на небо. Яркая одиночка была окружена мелкой россыпью других звезд.

- Х-хороша звезда, - пробурчал дварф, глазея в небо и пуская клубы дыма из трубки. Чубук черного дерева придавал едкой махорке особый вкус, терпкий вкус угля и можжевельника. Солис задумчиво созерцал звезду и когда ему показалось что она ему подмигнула, достал чубук изо рта и ухнул как сова. у стены раздался шорох... - Не замерзли там, подглядывать? - буркнул он в их сторону, неожиданно добродушно. Он глянул на звезду - она была в окружении других, и сколь яркой она не была, она не была Его звездой. Вздохнув дварф повернулся к мальчуганам:
- Чего хотели? клинки интересно поглядеть, аль на печку?
Он выпустил из трубки еще одно облако синего дыма.

Пацаны, старательно прикидывавшиеся ветошью, зашевелились и подошли к дверям, когда поняли, что их обнаружили.
- Грил же я те, не пихайся! - прошипел тот что повыше и пнул приятеля локтем в бок. Солис узнал голос младшего сына трактирщика Фреда. Следовательно, второй был ни кем иным как его закадычным дружком и товарищем по бесчисленным шалостям и проказам Яном, сыном Рябой Вольги.
- А чё я? Чё сразу я? Сам-то хорошо - все окно своей рожей занял! - паренек не остался в долгу и пнул прятеля ногой под зад.
- У самого рожу - возом за день не объедешь!
- Зато у меня уши не торчат!..
- Вот щас я тебе!..
- Ага! Это я тебе сейчас наваляю...
Мальчишки принялись тузить друг друга совсм позабыв о цели своего визита и не обращая внимания на кузнеца. Поскольку бороться в длинный, купленых на вырост полушубках да валянках было неудобно, они дружно повалились на землю и стали кататься туда-сюда, стараясь оказаться сверху и тем самым доказать свою правоту. Единственным плюсом этой их возни было то, что снег перед кузницей старательно утрамбовывался в ровненькую площадку.

Солис вновь поглядел на звезду, пробурчал что то одобрительное ей, потом повернулся к борющимся и раскатисто и грозно откашлялся, нависая над кучей-малой.
- Хорош уже! - буркнул он. - Хотите меч покажу?
В глубине души дварф питал отеческие чувства к проказникам, хотя они и старались всеми силами вывести его из себя временами. Однако сейчас нужно было как то прекратить склоку, и хотя ему не очень нравилась перспектива показывать шалунам свою работу, была надежда что они увидят что хотели и уберутся к чертям. А словно высеченная из камня душа дварфа получит удовольствие хотя бы от их благоговейного вздоха, когда они увидят его - пока еще незаконченное - детище.

Мальчишки, уже похожие на снеговиков, разом прекратили свою возню и, вскочив на ноги, выстроились в рядочек.
- Так энто вы меч делали, дядь Солис? - шмыгнув носом, спросил Ян. - Вот вишь Фрэд, а ты грил шо не меч. Мне-то повсякому виднее! Вона от отца висит на стене - так шо в мечах я разбираюся! - деловито закончил сын местной знахарки и тут же понурился, вспомнив, что отца-то уж два года как нет.
- Ой-ой-ой! Много ты знаш! Да твоя ржавая железяка и в подметки не годится тому, шо его дяд Солис длелал! - сказал Фред показывая прятелю язык и прикладывая облепленную снегом варежку к подбитому глазу.
- И ничего он не ржавый!..
- Ржавый, я сам видал!
- Да пошел ты... - как-то по-взрослому отмахнулся от приятеля Ян и с надеждой вголосе спросил у дварфа. - Дядь Солис, а вы покажете нам ВАШ меч? А то плохо видно было... Он жеж сначала красивый был, ясный, а потом этот сказал что он почернел и испортился. Он жеж не испортился, дядь Солис?

Эльфы, заключившие мирный договор, настороженно смотрели друг на друга. Роз что-то пробормотал на счет того, что с ним все в порядке, но только он чуть-чуть отдохнет и снова будет как новенький и заснул прямо за стойкой. Во сне мальчишка подергивался и время от времени стонал. Толстый котяра лениво отирался у ног почему-то приглянувшегося ему Кеманориэль, Буйтур понуро сидел за столом, размышляя о чем-то своем, а Гай старательно натирал ложки и вилки, изображаяя занятость и время от времени бросая косые взгляды в сторону кухни - не смилостивится ли жена и не откроет ли доступ к еде?
Видать трактирщик не первый раз получал выволочку от благоверной и знал о чем говорил, убеждая Бага в отходчивом характере супруги, поскольку по прошествии какого-то времени, показавшегося голодным путникам и постояльцам вечностью, кухонная дверь тихонько скрипнула и Денисса величественно вплыла в обеденный зал с большим подносом в руках. Трактирщик тут же метнулся на освободившуюся кухню и буквально через несколько мгновений появился с котелком, накрытым крышкой и маленькой треногой. Под строгим взором своей дражайшей и несомненно лучшей половины он водрузил его на большой стол, тут же принес тарелки, столовые приборы, тонкие льняные салфетки и половник и все красиво расставил. Судя по небольшому количеству гостей, предполагалось что есть они будут за одним столом. Денисса сгрузила с подноса плетеную корзинку с толстыми ломтями ржаного хлеба, большое блюдо, накрытое высокой крышкой от которого исходил запах жареного мяса, два соусника, и еще два блюда с пирогом и какими-то белыми штуками, очень похожими на вареные яйца.
- Господа, прошу к столу - зычным голосом позвала она авантюристов. - Сегнодня на ужин у нас луковый суп, телячьи отбивные под сметанным соусом, пирог с крольчатиной и маренги с шоколадным соусом. За напитками обращайтесь к моему супругу - она улыбнулась мужчинам, бросила уничижительный взгляд на трактирщика и скрылась в недрах кухни вслед за юркнувшим туда котом.

- Много ты в мечах понимаешь, калон, - дварф выбил трубку о косяк двери и запустив пальцы в бороду со звоном стряс с неё сосульки. Его голос звучал одобрительно. - Не испортился... Нехай отмораживаться, пошли, покажу чо да как. Не закончил я его еще правда, но основное дело сделал.
Он гостиприимно распахнул дверь в жаркий ад кузни, и кивнул на вешалку:
- Шмотки свои здесь повесьте, дверь закройте, жарко здесь, а с морозу да на жар дурно может стать. Мечь я зачернил чтоб на солнце не блестел, врагам его владельца не выдал. Шмеля синего летом видел? вот такой цвет у него.
Он подошел к верстаку, где были детали рукоятки и само лезвие. С гордостью поглядев на будущий меч, дварф довольно заурчал, запустив пальцы в бороду, поглаживая её и любуясь вороненой сталью с отливами в синий.

Дварф хитро улыбнулся и приоткрыл дверь в свою святая святых. Мальчишки аж повставали на носочки и шеи повытягивали, стараясь рассмотреть что-нибудь в густых клубах валящего из кузни пара.

Быстро посбрасывав полушубки и шапки с варежками прям на пол (кто там будет возиться с какой-то там вешалкой когда тут ТАКОЕ...) Фред и Ян наперегонки поспешили за дюжей фигурой кузнеца. Они благоговейно и издалека рассматривали будущий клинок. Восторг, почтение, восхищение и удивление невероятным коктейлем смешлись на их лицах. Им даже ничего не нужно было говорить - Солис и так знал, что вещица вышла стоящей.
- Ян, зырь! Золотое солнце!.. - громким шепотом проговорил Фред тыча зачарованно рассматривающего лезвие приятеля локтем в бок, а второй рукой указывая на клеймо. Пот заливал им глаза, но мальчишки не двигались с места.
- Я такой красы еще ни в жисть не видал... - ответил тот и , бросив виноватый взгляд на мастера, тихо добавил - Ну да, с ним и впрямь отцовский меч как ржавье выглядит...
Его плечи поникли и парень поплелся к выходу. Уже надев ставший тяжелым от растаявшего снега полушубок и кое-как напялив на голову шапку он повернулся к дварфу и сказал:
- Добрый у вас вышел меч, дядь Солис. Настоящий. Лыцарский... Жаль, шо я мелкий еще да и денег у меня нету, а то я б его у вас купил. Если бы вы его вдруг вздумались продавать...
- А я вот попрошу папку чтоб купил! - горделиво подбочась заявил Фред на минуту перестав бороться с рукавом шубы. - И он мине его купит. Если конечно дядь Солис продавать будет. Дядь, Солис, а дядь Солис, а вы его станете продавать когда доделаете?

Солис задумался, почесав огненно рыжие волосы. И было от чего - будущий мечь стоил больше чем многие зарабатывают за несколько лет каторжного труда. Труд же и сила, вложенные в него были бесценны. Поэтому он негативно отнесся к словам Фреда, но кое что в словах Яна заинтересовало дварфа.
- Ян, - дварф пожевал усы, перекатывая на языке слова, которые хотел сказать. - Ты же сын воина, так почему ты говоришь о мече своего отца как о ржавье? Ты не следил за ним?
Голос дварфа был строг, но весом.

Взявшийся за ручку мальчишка замер, словно застигнутый на месте преступления. Он покраснел до ушей, стянул с головы шапку и, втянув голову в плечи, словно ожидая вот-вот получить подзатыльник, повернулся к Солису.
- Дядь Солис, я за ним... - начал было он.
- Та че он там умеет? - нахально вставил Фред, старательно, в отличии от расхирстаного и расстроенного приятеля, застегивавший пуговицы на длинном полушубке. - Ну пройдется раз в неделю там тряпками какими. Иногда даже с маслом - это если его мамка денег даст шоб прикупить енту самую смазку. И в доме у них этая... сырость, во! - Ян старательно рассматривал лужу, что натекала с его одежды на пол, не в силах поднять на мастера глаза. А сын трактирщика продолжал заливаться соловьем. - Я видал как он его даже пару раз точилом охаживал, токмо те зарубки уже никак не убрать. И как махал йим за поленницей, да токм его матка застукала и отлупила. И на улицу потом неделю не выпускала...
- Да заткнись ты уже! - не в силах вынести большего позора, мальчишка оттолкнул Фреда и выскочил как был на улицу.
- Чё эт он, дядь Солис? Я ж ниче такого не сказал, токмо правду... - отряхивая с плеча сажу обиженно удивился тот и тут же перешел на доловой тон. - Дядь Солис, вы эта, если будуте меч-то продавать, зайдите сперва к моему бате. Я ему все расскажу и он денёг даст сколько спросите. Ну бывайте!
Дверь хлопнула во второй раз, оставляя кузнеца наедине с его незавершенным детищем.

- Есть вещи которые не продаются, - сварливо буркнул Фреду дварф. - И назовешь еще раз чей нибудь мечь ржавой железякой - расскажу твоему бате что нибудь интересное про тебя.
Он высунулся во двор и громко крикнул:
- Ян! Меч отцовский занеси посмотреть-поглядеть что за зарубки на ём!
Опосля того как дверь захлопнулась за Фредом, дварф покачал головой и взялся за рукоять для меча. Из головы у него не выходил этот разговор, и душа не лежала ему продавать этот мечь. "Только подарить, только воину" - думал Солис, старательно собирая конструкцию рукояти - две костяные пластинки-щечки и гарду воедино с лезвием. Пара ударов молотом - и стальные заклепки аккуратно скрепили всю конструкцию воедино, теперь на выступающий штифт налез противовес, дварф пару раз ударил по нему молотом, затем принялся махать мечом, время от времени двигая противовес по штифту, когда закончил - взялся за напильник и обточил всю конструкцию как подобает. Затем шла декоративная отделка - кожа наклеивалась тонкими полосами на кость ручки внахлест, дабы на морозе рука воина не примерзла к железу, а на жаре - не выпала из вспотевшей или окровавленной ладони.

За переделками да изготовлением ножен прошла большая половина ночи. Солис порядком подустал да и от лака уже начала побаливать голова. Ян так и не пришел. Впрочем, время-то было позднее и вряд ли любая мать, находящаяся в здравом уме, отпустит свое чадо куда-то среди ночи да еще и с мечем наперевес. Одевясь, дварф заметил что-то у самих дверей. Подняв предмет, он увидел что это шапка мальчишки - по всему выходило, что голомозым домой заявился...
Усевшись на крыльце и попыхивая табачком он мысленно подводил итог сегодняшнего дня и посматривал на светлеющее на востоке небо. Та большая звезда, казалось, стала еще больше и словно чуток ближе. И еще больше мелких ярких точке окружали ее, словно почет короля. На тропинке, ведущей к кузне, появилася темная фигура. Она медленно приближалась, сторожко оглядываясь по сторонам и что-то прижимая к груди. Мастер сузил глаза, старясь рассмотреть позднего визитера. Это определенно был не ребенок.
Женщина, потому как трактирщик был в трое толще и немного ниже, с тудом, словно преодолевая внутреннее сопротивление приближалась к кузне. Когда до нее оставалось метров десять, она заметила сидящего на крыльце дварфа. Или, может, уголек его трубки и прибавила шагу. Запыхавшаяся и растрепаная перед Солисом стояла Вольга. Ее семья была не из богатых да и не из середнячков даже, хотя лечила людей, что называется от бога. Старенький, местами вылезший полушубок из овчины, шерстяной платок, сейчас сбившийся в сторону, длинная темная юбка и в руках старые ножны.
- Здрав будь... Солис... - проговорила она переводя дыхание. - Ян говорил... что они сегодня захаживали к тебе... с Фредом... И что ты меча сделал... чуднОго какого-то... Я прошу тебя, Солис, не дури хлопцу голову... Пусть он вырастет и станет честным рыбаком иль землепашцем или хоть вот кузнецом как ты... Да кем угодно абы токм не воином! Не желаю я чтобы он шел по стопам батьки и так же погиб, защищая этот неблагодарный скот! - покрытое следами от оспы лицо вдруг скривилось, сделавшись еще страшнее, и знахарка заплакала, уткнувшись лбом в яблоко меча. Злые слезы текли по ее морщинистым щекам, словно что-то наконец-таки прорвало давно трещавшую по швам плотину.

"Крупнее она стала что ли..." Дварф ничего не понимал в астрономии но глаз кузнеца был верным. он поднял руку и измерил звезду на глаз. "и больше вокруг неё звезд вроде стало... Неужто знак? Неужто дождался?!" Солис заволновался, но тут же взял себя в руки. Может ему только кажется? Он решил через некоторое время еще выйти и поглядеть на звезду. Пока он думал, появилась Вольга, знахарка, узнав её, мастер удивился еще больше. А увидев у неё меч, вообще изумился. Наверняка Яну головомойка была...

- Нуу, ты чего, женщина, - буркнул Солис. Второй раз за эту ночь двери кузни гостиприимно открылись. - Будет тебе слёзы лить. Эвона ты травница, людей лечишь - разве не понимаешь ты что уж коли мужчина выбор сделал, перечить ему бесполезно? Ты слёзки то утри, и проходи в кузню... То разве не мужнин клинок у тебя в руках? Дозволишь поглядеть на него? Заодно про Яна твоего говорить будем, хороший, правильный у тебя мальчуган, по стопам отца идёт, за наследием его ухаживает слуховал я; к прекрасному не чужд разумом - кабы подучить, да кабы из людей кто вообще толк имел, кузнецом добротным стал бы. Да вот не станет он пастухом-рыбаком-землепашцем, не этот дух в нём...
Дварф выбил трубку о косяк, под ним снег был уже черно-коричневый от прогоревшей махорки, и бормоча любезности, пригласил знахарку в свой дом, в жилую часть кузницы. От печи там было жарко натоплено, оставалось поставить чайник на чугунную плитку, раскаляемую жаром из печки докрасна, заварить чаю, порыться в шкафу и выставить на стол горстку засахаренного имбиря в чашке - угощение для добрых гостей. Дварф не очень то любил принимать гостей, но и отшельником не был. Просто закон гостиприимства - если уж принимаешь гостя, пусть чувствует себя как дома. Будь радушным хозяином.

Вольга только качала головй в ответ на слова дварфа. Горе, нашедшее наконец-то выход, не желало униматься. Все еще всхлипывая и тихонько причитая она прошла в теплую кузницу и положила старый меч на стол.
- Ян говорил, что ты хотел осмотреть это... - она мотнула головой в сторону безмолвного старого меча от чего платок окончательно спал с головы. Солис заметил что волосы знахарки только на висках седые. Выходит, она не такая и старая?- Смотри бери. Только проку от него уже не будет - Натан его порядком убил об того холмового гиганта... - на ее глазах вновь заблестели слезы, но женщина продолжала рассказывать. - Так их и принесли тогда вместе - моего Натана на ношах и меч его весь в черной, запекшейся кровище! Не смогла я его выходить, не сумела... И на смертном одре поклялась ему, что сын наш никогда не возьмет меч в руки... А ты бередишь его фантазии, что станет славным лыцарем, что будет героем!.. Пошто те герои здались когда об их семьях, что остались без кормильца и защитника, никто и не помышляет?

- Клятву значит дала, - посуровел дварф. Когда Вольга упомянула о гиганте, и о том как Натана принесли, он одобрительно кивнул. - Не бережу я фантазии Яна. Но уж если мужчина берет в руки меч для защиты - тебя, мать, этого полудурка Фреда, и всех кто здесь в деревне, шансы его выжить значительно выше если он умеет с ним управляться. Да и не в праве ты была клясться, - в голосе дварфа прозвучал упрек. - А если б твои родители поклялись что не позволят тебе заняться любимым делом? Но поздно, дело давно сделано... Давай таперича подумаем, что с этим всем мы будем делать. Ты чай налей себе покамес, а я меч погляжу-подумаю.
Дварф развернул клинок и стал его изучать, водя по нему пальцем и обращая внимание на состояние лезвия, места где оно крепится к рукояти, на саму рукоять, на кромку лезвия и на ржавчину

- А что я должна была говорить когда у меня на руках сгорел тот, хто клялся МЕНЯ защищать и любить? Не этих скотов, оставивших его одного, не их толстых жен и глыпых детей, которые глумятся над сиротой только потому что его мать не в состоянии дать ему то, что у них есть и всегда было, а меня и нашего ребенка! Что мне было делать когда я осталась одна и никто, НИКТО не пришел в мой дом, дом их "героя", и не спросил нужна ли мне их сраная помощь?!! - злость, накопленая годами, вырывлась наружу. -Никто не пришел и не предложил помощи когда обвалилась часть крыши, никто не помог засевать поле... За мази и припарки они готовы платить жалкие гроши, хотя вся деревня знает как тяжело мы живем! И ни одна сволочь не заступается за моего ребенка когда их малолетние ублюдки на улице начинают его дразнить! Знаешь почему я позволяю ему дружить с Фредом, Солис? Потому что там его иногда кормят. И не пустым борщем с лебедой или крапивой, а нормальной едой! Я вижу что ему стыдно, что он хотел бы другой жизни... - Вольга махнула рукой и пошла з чайником, а кузнец тем времнем развернул тряпки, что в них были замотаны простые кожаные ножны и вынул меч.
Добрый был клинок. Не смотря на длительное неиспользование он не рсшатался ни у крестовины, ни у противовеса. На совесть был сделан. Хтоя до того, что родился сегодня ночью ему было далеко. Рукоять в полтора хвата оплетенная кожаным шнуром, простая прямая града и лезвие, смятое на кромке, словно мечом долго рубили что-то твердое, и в самом деле вроде как покрытое ржавчиной на две трети длинны, хотя заметны и следы масла - видать не соврал Фред, когда говорил, что Ян смотрит за оружием.
Заметив что дварф с сомнением проводит пальцем по "ржавому" месту, травница пояснила.
- Я ж говорлиа, что когда Натана принесли его меч был в крови того чудовища? Так вот, я его бросила на лавку да и позабыла, занимаясь мужем, а Ян уволок его куда-то... Уже позже, после похорон я хватилась и еле нашла у него в комнате - среди игрушек спяртал, глупый... Думал я выкину... Пыталась потом оттереть иссохшуюся кровь, да не вышло - она словно въелась в железо... Так и осталось... - Вольга села на лавку, напротив Солиса, и закрыла лицо руками.

Дварф молча водил пальцем по клинку. До дварфской стали ему было далеко, но оружие было хорошим - если бы не вьевшаяся в него кровь великана - исконного врага дварфов. Солис не мог оставить этот меч в таком состоянии. Он поднял тяжелый взгляд на женщину и пару минут глядел как она наливает себе чай. Потом сел за стол и с почтением положил на него клинок:
- Путь сего клинка не закончен. Сталь хорошая, здесь такой нет - а кровь... Твой сын заботился о нём. Я знаю, те гроши какие у него заводились иногда он тратил на масло для оружия. Но это одно, другое - твоя клятва. Я уважаю её и того, кому ты её дала - дварфы издревне воюют с великанами... Ответь мне, одержал ли он победу?
Дварф налил себе чая, после сходил в кузницу - забрать тот меч что он отковал. Это был длинный меч, лонгсворд, не такой как этот полуторник, немного легче, небогато отделанный но добротно сделанный. Вернувшись с ним он положил его рядом с мечом воина и поглядел на иссиня-черное лезвие.
- Что скажешь ты о моей работе, что так понравилась Яну?

- Да. Часть защитников тогда отступила и успела подготовить хитрую ловушку. Великан попался и упал назвничь. Натан кинулся на него, чтобы добить, потому как людей оставалось немного и все дико устали - великонв-то было двое. Уже оказавшись на груди он понял, что стоит один - оглушенный великан начал шевелиться и те крысы, что гордо именовали себя защитниками Теркоста, попрятались по кустам. Его мечь пронзил сердце той твари, но пока она подыхала, то успела сломать его как дите ломает надоевшую соломенную куклу... - потухший взгляд женщины загорелся холодным огнем ненависти. - Они принесли его домой и говорили мне, что он сам полез на рожон и сражался как герой, что остальные просто не успели... А потом Ян как-то услыхал пьяный треп в трактире и передал мне... И тогда я все поняла - все выжившие стали героями ценой моего Натана!.. Берта, Карла и Бора и еще пяток семей вскоре уехали с детьми к своим родным, а я, дура осталась. Не могла бросить деревню, когда здесь было Поветрие. Сама заболела и эти вот следы на лице - знак моей доброты... Ненавижу их всех! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу... - лекарка зажмурила глаза истиснула виски руками, словно они могли лопнуть в любой момент.
Слоис сходи в кузницу и вернулся со своим детищем. Он понимал, что не увидит в глазах женщины того восторга, что столь явственно читался во взоре ее сына, но расчитывал на справедливую оценку.

Вольга с тяжким вздохом разлепила веки и посмотрела на лежащие на столе клинки.
- Отличный меч, Солис - это утверждение стало первыми ее словами после долгого молчания, пока травница разглядывала его, а затем аккуратно взяла в руки и осторожно взмахнула клинком. Обратная восьмерка? Солис заметил, что в этом ее взмахе не было той свойственной женщинам суетливости. Скорее он походил на движение человека, когда-то умевшего сражаться, но добровольно отказавшегося от своего умения и годами на бравшего оружия в руки. - Прекрасный баланс и легкий ход... Это лучше из того, что ты делал для Теркоста.